Надумали мы, четыре «чудака: Женюшка Котов, Жиров, Юрий Швецов и я, конечно, в армию добровольно уйти. Написали по заявлению и представили в райвоенкомат. Там нам не отказали, не имели права, потому что война в полном разгаре, а главное – наших бьют.
И вот 9 января 1942 года приносят нам по повестке: что так, мол, и так, забирайте с собой собственную ложку и кружку, харчей … А харчей в то время почти не было. Дали нам по две буханки хлеба и всю продовольственную карточку отобрали насовсем. В райвоенкомате сложили свои вещмешки на повозку, две повозки было: одна партия отправлялась на Горький, вторая, наша – на Иваново. И вечерком двинулись в путь-дорогу. И уже доехали от райвоенкомата до ларьков, вдруг слышим команду: «Остановить движение! Вернитесь в райвоенкомат. Вещмешки сложить в помещение и утром явиться к военкому. Кто следует на Горький, продолжайте движение!»
Заявляемся мы утром снова в райвоенкомат, а военком к нам с такими словами: «А вы ещё куда?! Успеете! Всё равно скоро очередной призыв. Забирайте свои харчи и отправляйтесь по домам. Ждите повестки».
И вот в феврале месяце, только числа не помню, 1942 года предъявили мне ещё повесточку. Призывников в райвоенкомате собралось – человек сто. Медицинская комиссия была строгой, тщательной. То один, глядишь, вылетает, не годен, то другой. Отобрали команду всего двадцать человек. Оказалось, в воздушный десант.
Распрощались мы со своими родными и близкими, и повёл нас наш сопровождающий, Алексей Михайлович Маслов (теперь уж помер) до Кинешмы пешком, там на поезд и прямиком через Москву – во Внуково.
Помню, заявляемся мы в это Внуково уже вечерком, стемнело. А там стрельба, трассирующие пули по небу туда-сюда мелькают. Самолёт треугольник фанерный за собой таскает, а за ним «ястребки» гоняются и по этому треугольнику трассирующими лупят. Это наши лётчики немецкие самолёты тренируются сбивать.
Указали нам, где воздушные десантники находятся. Сопровождающий наш в штаб направился, а мы на снежок улеглись, подождать. Вскоре военный на крылечке появился, в дублёнке, знаки различия не разглядишь, да и темновато.
- А, пучежане, на помощь к нам прибыли? Привет, пучежане, привет!
- Здесь пучежане, - отвечаем.
- Ну, как дела там в Пучеже?
- Да ничего, говорим, нормально пока.
- А я тоже пучежский, Катанаев фамилия моя.
Говорили про Пучеж, что успели.
- Взять бы вас, охотнее было бы с земляками-то, да нельзя уже к нам. Состав у нас полный, да и в дело нам в настоящее пора. Со дня на день ждём. В 25 бригаду вас сейчас направит ваш сопровождающий.
В 25 бригаде повторилось почти всё то же: сопровождающий к начальству – мы на снежок. И появляется опять военный:
- А, земляки прибыли! Привет, пучежане, привет! Я старшина четвертого батальона – Кириков. Этот больше о Москве да о фабрике нашей льнопрядильной расспрашивал. А Козлов Сергей ему отвечал. Он больше про дела фабричные знал. А через день или два, как нас приютили, нас посетил ЕвгенийТрофимович Нежкин – замполит из соседней 24 бригады. Колю Заплотина разыскивал, они земляки, от Зарайского оба.
Так началась наша нелёгкая жизнь в воздушном десанте. Козлова, Яшина, Лохова и меня забрали в артдивизион пэтээровцами. Старшина оказался чересчур ярым, занозистым, так что не видели мы больше ни сна, ни отдыха. И без него-то не до него: походы, ходьба по азимуту, прыжки с парашютом … Ох, уж эти прыжки – дело сложное и смертельно опасное. А походы? Отмеряешь километров сорок без отдыха, да пять километров, перед казармой, бегом бежишь. Если иногда поменьше отмахнёшь, километров двадцать пять, то десять обязательно бегом бежать. Не выдерживали некоторые таких нагрузок, падали полуживыми. Вы, толковали командиры, десантники. Сейчас вы здесь, а через час-два можете оказаться во вражеском тылу и надеяться вам не на кого.
В апреле мы душевно, по-братски проводили на задание во вражеский тыл, в Смоленщину, четвертый батальон 23-й бригады – коннику генералу Белову, короче сказать, помочь. Он свою конницу ещё зимой в рейд увёл, партизан воодушевить и прочее, а с одной конницей обратно пробиться, видимо, оказалось невозможно. Улетел и наш земляк Катанаев.
А в начале мая улетела вся 23-я бригада. В июне чуть было не забросили и нас. И парашютики мы сложили, и ружья в грузовые парашюты запаковали, и боекомплект полностью при нас, - осталось дождаться темноты, а там по самолётам – и айда. Но пришёл приказ: «Отставить! Вышли из окружения сами». Мы, конечно, обрадовались. Но не за себя, что отвело, миновало. Честно говорю, за товарищей радовались. Вышли из окружения! Вышли-то вышли, да не все. От четвёртого батальона только одиннадцать человек вернулось. Да и от бригады-то, дай бог, половина осталась. Их, конечно, всех наградили: кому медаль «За отвагу», кому орден Красной Звезды, или Боевого Красного Знамени – и отпустили на отдых на целый месяц.
А немцы, как сошли снега, настойчиво пытались разбомбить Москву. Почти каждый вечер перли целой грозной армадой. Но и лётчики наши не поддавались, лупили их в хвост и гриву. Картина вырисовывалась примерно такая: воздушная тревога, нарастает гул приближающихся самолётов. Наш аэродром молчит … Армада пролетает – и тут же с нашего аэродрома «ястребки» в воздух – и заградогонь. Сплошной заградогонь. На Тушинском аэродроме или тех, кто ближе к Москве, этот манёвр исполнялся раньше – до подлёта армады. И немцы оказывались зажатыми со всех сторон. Начнут кромсать эту армаду – только самолёты, как горящие снопы, сыплются.
А обстоятельства под Сталинградом складывались всё сложнее. Вскоре нас расформировали в обычные пехотные части. Нашу роту разбросали – кого куда. Нас, Козлова, Яшина и меня, да ещё родниковских и вичугских парней в 23-ю бригаду, особую роту ПТР. Приветили нас по-свойски. Вскоре нас разместили в эшелон, вернее, мы сами разместились, и повезли … Под Сталинград, оказалось. Ну, а дальше что было, как танки немецкие подбивали, особенно из ПТР, вы и сами можете представить по фильму «Они сражались за Родину».
Дымились задонские степи …
С тревогою видел солдат:
От тучной пшеницы – лишь пепел
Да чёрные груды от хат.
Гремела в ночи канонада,
Ложился рассвет на штыки …
Решая судьбу Сталинграда,
Спешили по степи полки.
Жгло солнце:
Чем выше – тем жарче,
И плечи, и скатка – в пыли.
Не сладко солдату на марше,
Спина – хоть горбушку соли.
От Вешенской – прямо до Клецкой,
Где пушек отчётливый гром …
Снарядом да пулей немецкой
Нас грозно встречал «Тихий Дон».
Фашистские танки, зверея,
Стремительно шли напролом …
Хлестали по нашим траншеям
Прицельным, разящим огнём.
Справляя свой долг по-геройски,
Пусть страх был остёр, как кинжал,
Палили в ответ бронебойцы,
Вгрызаясь металлом в металл.
От каждой удачной наводки
Уверенность крепла в сердцах:
Подбито уж две самоходки,
Два танка осели в кустах …
Могучие залпы обрушив
На жерла чужих батарей,
Отрадно запели «катюши»,
Пехота вздохнула вольней.
- Так что, братцы?
В драку – так в драку!
Покажем воздушный десант!
Повёл в лобовую атаку
Свой взвод молодой лейтенант.
Забыв про усталость и раны,
Лишь наспех утёрши лицо,
Спешили за ним ветераны,
Упорно смыкая кольцо.
И.Колыбалов, газета «Пучежские вести» 5 мая 1985 г.