1960 г. Корнилов А.В., Синицин П.К., Палинин Я.В.
Был холодный, белый день. В небольшом глухом дворе, заваленном снегом, курилась снежная пыль, рыхлые тропинки тянулись от подъезда к подъезду. Женщина, вышедшая из соседнего дома, переспросила:
- А, Яков Васильевич? Он вон в том доме живёт, наверху…
Дверь мне открыл крупный, немолодой человек в очках с толстыми, «стариковскими» стёклами, здороваясь, протянул большую, широкую в запястье руку. Мы прошли в комнату, сели у столика перед окном.
С чего начать? Полвека в партии. Полвека, это же целая жизнь, целый временной массив, в котором всё – и период коллективизации, и годы войны, и начало эпохи коммунистического строительства…
- Яков Васильевич, как, где началась Ваша судьба?
- Я здешний, пучежский, кровно связан с этой землёй. Вырос в многодетной, бедняцкой семье, причём, в ней из восьми ребят грамотным был я один. Четырнадцати лет вступил в комсомол, работал съёмщиком на льнофабрике. Шли двадцатые годы. Тогда по всей стране развернулось движение по ликвидации неграмотности. Я в нём участвовал. Мы собирали крестьян, рабочих, учили их читать и писать…
- В партию Вы ступили здесь же?
- Нет, в Москве, где мне выпало проходить армейскую службу. В нашей батарее вместе со мной стало пять коммунистов, и меня вскоре избрали секретарём партячейки
- Вы принимали участие в коллективизации?
- Самое непосредственное. А получилось так. После службы в армии я согласился было ехать на Горьковский автозавод, его как раз собирались пускать. И вот – прихожу за направлением и встречаю там Ивана Андреевича Брызгалова, секретаря территориальной климушинской парторганизации. Он меня спрашивает: мол, куда я собрался. Я ответил, а он – «Да чего ты? Начинается коллективизация. Давай к нам…» Так вот вместо Горького оказался я в деревне Лихуниха, бригадиром только что организованного колхоза «Большевик». Колхоз начинался с семи крестьянских дворов. Первым председателем его стал пятнадцатитысячник Алексей Иванович Гришин, прежде он работал столяром на льнофабрике и, надо сказать, был столяр замечательный. Организовалась у нас партячейка – три коммуниста и один кандидат партии, меня избрали секретарём. Было это в конце 1931 года.
- Расскажите подробнее о коллективизации, о том, как она проходила.
- Проходила не просто. Взять, например, деревню Сивково, на всю жизнь она мне запомнилась. Бывало, соберём сивковцев, уговорим, организуем. «Всё, - решают, - идём в колхоз», скот сведут. Глядишь, на следующий день полный назад – заявление о выходе из колхоза, с подписями. Опять идёшь туда, вызываешь первого из тех, кто подписал заявление, разубеждаешь. Так они заметили, что мы всегда начинаем с первого, кто подписал заявление. Возьмут, напишут заявление, положат блюдечко да и выведут свои подписи по кругу: ищи, мол, первого. Так у нас с сивковцами ничего и не вышло. И деревенька-то была маленькая, всего 13 дворов, а вот поди ж ты! Всё дело в том, что середняки и кулаки в Сивкове сами не хотели в колхоз, а бедняков запугивали.
Впрочем, не только в Сивкове шла острая борьба нового со старым. Были случаи саботажа, например, со сдачей льна. У нас в районе уже пущен был Илья-Высоковский льнозавод, он нуждался в сырье. Колхозы сдавали тресту своевременно, а вот частные владельцы всячески тормозили с этим, прятали тресту в рыгах, ямах. В этих случаях проявляли инициативу коммунисты и комсомольцы. Они шли к частным владельцам, убеждали их, у самых закостенелых просто изымали тресту и выдавали им справки. На основе этих справок сдатчикам платили за тресту.
Как бы там ни было, а коллективизация, цели её и задачи постепенно осознавались крестьянами, как путь к лучшей жизни. Например, в нашем колхозе «Большевик», в который входили деревни Лихуниха, Дегтяриха, Гусельниково, к 1935 году было объединено около семидесяти крестьянских дворов.
1939 г. В нижнем ряду 2-й справа Палинин Я.В.
- С начала 1939 года до конца 1946 Вы были первым секретарём Пучежского райкома партии. Это был трудный, героический период в жизни всей нашей страны, всего народа, - я говорю о Великой Отечественной войне. Победа ковалась не только на фронте, но и в тылу. Из газет, из материалов местного музея мы много знаем о ратном и трудовом подвиге пучежан. Знаем мы и о их нравственном подвиге, о том, как дали они тепло, кров и заботу детям ленинградцев. К слову, пять лет назад, в канун 30-летия Великой Победы над фашизмом, именно с Вашего письма мы повели на страницах «Ленинского знамени» большой разговор о судьбах этих ребят «Ленинградские дети. Кто они?» Тогда мы довольно подробно рассказали о тех, кто их кормил, учил, воспитывал, но осталось неясным, как они всё-таки попали сюда. Теперь, я думаю, самое время вспомнить об этом, поскольку история детей ленинградцев в известной мере часть Вашей судьбы, Вашей жизни.
- Это верно. В июне 1942 года к нам прибыла первая группа детей, человек 50. С ними было более или менее благополучно. А вот судьба другой группы, в ней было свыше трёхсот детей, едва не кончилась трагически. Неизвестно, куда она направлялась. Группа размещена была в барже, которая стояла у рыбинского причала. Во время налёта, а на Рыбинск был налёт вражеских самолётов, кто-то взял и оттолкнул баржу от берега, видимо, из опасения, что её будут бомбить. Баржа так и пошла самоплавом вниз по реке. Была уже вторая половина ноября, река замерзала. Баржа плыла так недели две, а может и три. В первой её половине, с нарами, были взрослые, во второй, разделённой на каюты, дети. Как все эти люди питались , жили на плаву – не могу сказать. Нам вдруг звонят: «Плывёт баржа с детьми. Встречайте». Мы целую ночь глаз не сомкнули, ждали. Смотрим Волга склеивается, а баржи всё нет. Наконец, сообщают – встала против Юркина. Мы организовали выгрузку детей с баржи. Вывозили их на санках. Были там и умершие, было много больных. Мы разместили ребят в школах. Многих разобрали по домам сами жители, особенно те, у кого были свои баньки, - чтобы обиходить детей, согреть, отмыть. Мы тоже, в первую очередь, организовали для них баню, позаботились о питании, здесь особенно помогли колхозы. С продуктами в районе и без того было трудно, но для этих детей выскребли последнее. Вторая задача – одеть их. Была у нас артель инвалидов, ей дали задание срочно нашить из лоскута платьёнок, штанишек. Собирали одежду для них и у населения: кто что может. Ухаживать за ребятами, а им необходим был уход, стали местные женщины, комсомольцы. Так вот, оперативно, исходя из возможного, решали все вопросы. Ребят разместили в помещениях бывших строчевых артелях в Мортках и Лужинках. С нового года нам утвердили штаты детских домов для ленинградцев, ну, и всё остальное. Дети ленинградцев жили и воспитывались у нас до конца войны. Иных усыновили и удочерили пучежане, других разыскали и взяли родители. Вообще, надо, сказать, что население наше приняло маленьких ленинградцев как своих, кровных детей, и это неоценимый его подвиг, подвиг доброты.
- Я знаю: Вы всей душой привязаны к здешней, пучежской земле и всё же не один раз оставляли её. Почему это происходило?
- По разным причинам. Например, я очень хотел учиться. Судьба моя так сложилась, что почти всю жизнь я был на партийной и советской работе. Она, сама эта работа, требовала знаний, политической грамотности. Дважды я уезжал учиться: один раз до войны, тогда я закончил ВКСХШ – Высшую коммунистическую сельскохозяйственную школу, которая готовила организаторов колхозной деревни. После войны я занимался в областной высшей партийной школе. А другая причина – долг коммуниста, советского работника, при котором личные стремления отодвигаются на второе место. Например, направили меня в Юрьевец первым секретарём райкома партии. Я поехал и работал там более двух лет. Работал бы и дольше, но серьёзно заболел. Юрьевецкий район был тогда куда больше нынешнего – 39 сельсоветов, дороги – хуже некуда, только на тракторе можно было и пробиться, а трактора нет – идёшь пешком… После Юрьевца и лечения был ещё и Ильинский район, там я работал вторым секретарём партии, причём, длительное время, да почти все три года, без первого секретаря. А потом меня направили в Савино, председателем райисполкома. Там я работал семь лет.
- Как Вы вернулись в Пучеж?
- Вернулся тридцатитысячником, с третьей группой инвалидности. Мне всё равно было, кем работать, лишь бы на родной земле, и меня направили председателем в старый ещё колхоз «Победа». С Алексеем Федоровичем Папановым мы были соседями. Председателем «Победы» я работал почти два года, вплоть до объединения его с колхозом «Свобода».
- С 1962 года Вы – пенсионер по болезни. Значит ли это, что с той поры Вы не связаны с партией и советской работой?
- Нет, конечно. Хотя и возможности, и силы мои с тех пор ограничены, я остаюсь в строю. С 1962 года я – член внештатной комиссии при райкоме партии, длительное время был её председателем. На партучёте я до недавних пор состоял в первичной организации райкома и райисполкома, и потому все эти годы был в курсе всех дел в районе, его проблем и задач.
- Пятьдесят лет Вы были на партийной и советской работе, пятьдесят лет, пусть с перерывами, наш район развивался на Ваших глазах. Что Вы можете сказать об итогах этого полувекового развития?
- Перемены произошли громадные, так что и сравнивать нельзя. Обновились самые корни нашей жизни, самые основы её. Город стал современным, административным, промышленным и культурным центром. Что же касается современного колхозного села, то просто трудно верится, что начиналось оно с обобществления захудалых крестьянских дворов…
Беседу вёл и записал Александр Малышев. Газета «Ленинское знамя» от 23 декабря 1980 года
