С детством расстаться всегда очень грустно
Белый кораблик уплыл – не вернёшь.
Воспоминаний светлое чувство
Станет сильнее, чем дольше живёшь.
Несмотря на трудные времена, недокормленные, быть может, недоласканные, мы, дети войны, всё равно росли. Однако судьбы у детей были разные. На улице нашей жила семья с тяжёлой судьбой. Я не буду называть их имена, все они давно покинули этот мир.
Отца там почти не видели. Нет, он не воевал, а сидел в тюрьме за воровство. У них было двое детей: мальчик, примерно наш ровесник, и младшая сестрёнка с глубокими, чёрными, всегда грустными глазами и тёмными кругами под ними. Скорее всего, у неё были больны почки. А мальчик сильно заикался, и у него были эпилептические припадки. Мы с ужасом смотрели, как он падал на землю, его ломало и крутило, изо рта шла пена. Дети были очень дружные. Нам их было очень жалко. Когда вечером все расходились по домам , они оставались на улице, так как мать принимала «гостей» и детей выгоняла. Мы просто её ненавидели. Иногда вместе с её детьми кидали в крышу их дома мелкие камешки, то есть дразнили её. Она выбегала на улицу, а мы все прятались.
Отсидев положенный срок, возвращался домой отец, но не надолго. Он, кстати, был художником, но то ли картины в то время не пользовались спросом, то ли у него была тяга к преступной деятельности, но на свободе он долго не задерживался. Когда он приходил из тюрьмы, соседи с опаской поглядывали на него, но он вёл себя прилично, у соседей ничего не пропадало. Впоследствии, спустя много лет он был осуждён и расстрелян за изготовление фальшивых денег. Девочка вышла замуж, родила дочку, но очень рано умерла. Мальчик хоть и жил подольше, но тоже был несчастлив.
В 1952 году, когда мы подросли до пионерского возраста, в торжественной обстановке нам повязали на шею красный треугольники под названием галстук. Нас учили:
Как повяжешь галстук,
Береги его:
Он ведь с красным знаменем
Цвета одного.
или «Пионер – всем ребятам пример». Мы дали клятвенное обещание любить и защищать свою Родину, хорошо учиться и ещё что-то. «За дело Ленина – Сталина будь готов!», а мы отвечали: «Всегда готов!» Пионеров объединяли в звенья, отряды, дружины.
Сначала мы гордились, что мы – пионеры, с радостью завязывали на шее галстук. Идущих навстречу пионеров приветствовали взмахом руки к голове, как солдаты. Но со временем этот энтузиазм угас. Галстук надо было постоянно гладить, иначе он превращался в мятую тряпку. Но таких утюгов, как сейчас, не было. Утюг нужно было нагревать на плите или насыпать красных горячих углей внутрь утюга и ждать, когда он нагреется. На это уходило много времени. Поэтому галстук, чтобы придать ему должный вид, тёрли о кипящий самовар. Так же гладили и ленты, которые вплетали в косы. До самого конца учёбы в школе почти все девочки волосы заплетали в косы. У кого-то они были толстые и длинные, а у кого-то тонкие икороткие, как мышиные хвостики. Никакой косметикой не пользовались. Пионерский галстук должны были носить везде, даже если галстук «не вписывался» в наряд.
В старом Пучеже работал «пионерский клуб», которым заведовала очень строгая Александра Александровна Монашова. Туда мы бегали на различные мероприятия, сборы, кружки, после которых разрешалось потанцевать. Танцевали под баян, а играл Валентин Александрович Владимиров. Танцев было много: переходный вальс, полька, краковяк, подэспань и другие. В этом клубе научились вышивать крестиком и гладью, делали это с желанием. В жизни впоследствии пригодился навык держать иголку в руках. До сих пор у меня сохранилась «дорожка», вышитая крестом.
Один раз мы, три подружки, нарядившись в одинаковые, в нашем понятии, нарядные платья, сшитые из лоскутков штапеля, за которым мы «давились» в очереди полдня, пришли в клуб без галстуков, так посчитали, что галстук тут неуместен. За это нам показали «от ворот поворот», то есть не пустили.
Летом пионеры были организованы в отряды. Всеми отрядами руководила старшая пионервожатая, которая собирала отряды на сборы. На Завражье у нас тоже был организован отряд. Нам выдали горн и барабан. Звуки горна собирали детей, и мы сами строились в ряды и под барабанную дробь шли в летний сад на сбор. Нам давали какие-то задания, и мы их выполняли без вмешательства взрослых. А ещё были пионерские лагеря, когда пионеров вывозили за город на отдых. Как я помню, это было здание школы в деревне Дресвищи на другой стороне Волги. Утро начиналось с линейки, с подъёма флага. Часто ходили в походы по окрестностям. было интересно, но я скучала по дому. В родительский день приезжали родители, привозили угощение. Дети очень ждали этого дня, а когда ко мне не смогла приехать мама, я очень расстроилась и с завистью смотрела на счастливчиков, которые уединились с матерями. По окончании смены был прощальный костёр.
Став старше, мы уже отлично плавали, а нам хотелось ещё и нырять. Приспособленных для этих целей мест не было, но мы его нашли. Стали ходить купаться к нефтебазе. Сверху, с горы вниз спускались несколько рядов труб, выкрашенных в красный цвет. Они нависали на деревянных козлах прямо над водой. Вот это место мы и облюбовали. Место тут было глубокое. С труб прыгали и делали разные «выкрутасы». Накупавшись до озноба, мы ложились грудью на нагретые солнцем трубы и отогревались, тут же сушили мокрое бельё. Иногда к этим трубам подходила самоходка или баржа с нефтепродуктами, которые перекачивали в большие баки, находящиеся на территории нефтебазы. По воде, бывало, расползались масляные пятна, да и запах был не особенно приятен. Но нас это не смущало. Мы забирались на борт судна и ныряли. Прыгали и «солдатиком», и вниз головой. Вынырнув из воды, снова карабкались на борт.
Я тоже прыгала, но один раз прыгнула, видимо, немного в стороне и ударилась головой о дно. До сих пор помню, как в голове у меня закружилось, и какое-то время я так и стояла на голове, а потом всё же перевернулась и вышла на берег. Села и стала вычёсывать из волос песок. Хорошо, что попала головой в песок, а не в камень, а то неизвестно, чем бы это могло кончиться. С тех пор желание нырять у меня навсегда пропало. Мама об этом так и не узнала. Я помню, в Пучеже был такой случай. Молодой парень, если не ошибаюсь, по фамилии Осьмушкин, нырял с плота, что плыл по Волге, и ударился головой о топляк (намокшее бревно, плывущее под водой) и погиб.
Рыбы в Волге было много. Мальки стаями шныряли у самого берега, выловить их корзиной или даже платком не составляло труда. Ещё мы любили жевать, как и современные дети. Только раньше не было вкусных жвачек, и жевали мы, что попало: и вар, и смолу, и воск, и парафин. Другой раз так прилипнет к зубам, что еле отдерёшь. Жующих выгоняли из класса.
Учителя были сильные, опытные и строгие. Директором семилетней школы был тогда Александр Иванович Сальников, учителя Смольницкий А.Н., Галкин С.В., Малкова Г.А., Михеичев В.Ф., Чичин В.П., Чуркина Е.В., Марченкова В.П. Старшей пионервожатой была в то время Галина Васильевна Салова. К наши проступкам они относились снисходительно. Но и мы их уважали. Семь классов мы успели закончить в старом Пучеже.
Лия Овчинникова (Морозова)
