На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Пучеж и его жители

334 подписчика

Жили небогато, но интересно

   1948 год. Учебу в первом классе начальной школы я начала не 1 сентября, как другие дети, а гораздо позднее, потому что «подцепила» где-то болезнь «скарлатину», и лежала в инфекционном бараке больницы, которая располагалась на другом конце города, около стадиона. В бараке детей не было, а лежали почему-то взрослые мужчины. Мама сшила мне платье из белого сатина и трусики и приходила их менять. В это время у нас в семье был маленький братик Саша, и мама разрывалась между мной и домом. Я очень ждала её прихода, просила подольше побыть, а когда она уходила, плакала и долго махала через окошко рукой, пока она не скрывалась из вида.

  

   Когда я пошла в школу, у меня появились новые друзья. В одном классе учились дети 1939, 1940 и 1941 годов рождения. Там я познакомилась с Зиной Фарсениной, с которой впоследствии мы сидели на одной парте, а дружбу сохранили до сих пор. А самой задушевной подругой на протяжении всей школьной жизни у меня была Галя Филатова, которой можно было доверить свои маленькие тайны. Но, сколько мы ни просили учителей, учиться в одном классе нам не пришлось. В школу ходили гурьбой. Начальная и семилетняя школы стояли на самом берегу Волги, по обе стороны спуска дороги к пристани. Весной в перемены школьники выбегали на улицу смотреть на ледоход.

   Спокойная, покрытая льдом река превращалась в какое-то живое существо. Лёд весь шевелился, раскалывался, льдины лезли одна на другую, вставали дыбом. Над рекой стоял такой шум, что его далеко было слышно. Это завораживающее зрелище. Течение было сильное. Отчаянные мальчишки прыгали на льдины, чтобы прокатиться.

   Волга кроме поилицы-кормилицы была ещё и труженица. По ней плыли пароходы, шлепая по воде большими колесами, баржи, доставляя разные грузы. Шёл сплав леса, скреплённого в длинные плоты. Суда приставали к пристани «Пучеж». Летом это был основной вид транспорта, так как автомобильных дорог тогда не было, также как и автобусов. Иногда, чтобы попасть в другой город, приходилось людям добираться пешком.

   Сейчас на Волге тихо, не гудят теплоходы, равнодушно проплывая мимо Пучежа. А тогда летом днём и ночью далеко по округе разносились разноголосые пароходные гудки, нарушая тишину. Осенью привозили на деревянных лодках с вёслами капусту с островов, где она вырастала отменная. Рубили прямо во дворе тяпками в корыте и засаливали в бочки на всю длинную зиму. Но чтобы вывезти капусту с островов, нужно  было миновать проран под названием «Антонова дыра». В этом месте вода из Волги заходила в реку, а из реки текла в Волгу, и получался водоворот, где лодку могло развернуть, закрутить и даже перевернуть.  Лодке, попавшей в этот водоворот, без посторонней помощи было трудно, поэтому старались поодиночке не выезжать. Лодки плыли около берега, а для страховки по берегу шли люди и контролировали её верёвкой. Миновав опасное место, все вздыхали с облегчением и спокойно переезжали на другой берег. Жили в то время в основном небогато и тесно, большинство в деревянных частных домах. У нас тоже была одна комната и кухня, и как-то все пять человек убирались. Да еще бывало на базарные дни из деревни приходили пешком или приезжали на лошади дальние родственники или просто знакомые, просились на ночлег. Родители никому не отказывали. Ставили самовар, угощали тем, что было, а спать укладывали на полу в кухне или под столом. Но люди и этому были рады. А некоторые домовладельцы, сами, живя в стеснённых условиях, пускали ещё постояльцев на квартиру, в основном одиноких людей.

   Наши матери, в условиях бедноты, старались создать в домах уют: вышитые накомодники, скатерть на столе. Белые занавески на окнах, кружевной подзор и боковушки, светлое покрывало на железных кроватях, накидки на подушках, сложенных «горкой». На полу домотканые половики. Ещё и цветам хватало места – в моде были фикусы, герани. А красотой любой избы была русская печь. Она, конечно занимала много места в доме, но зато какая вкусная была в ней приготовлена еда: щи, каши, картофники, запеканки, тушеная картошка и т.д. Её топили рано утром, и весь день от неё исходило тепло, создавая тем самым уют, да и пища сохранялась тёплой. Всегда там стоял чугунок с горячей водой для мытья посуды. А зимой, озябшие с мороза, все забирались на неё и отогревались, сушили одежду и обувь. Некоторые даже и спали на печи или на полатях.

   В «красном углу» обрамлённые занавесочками из тюля стояли старые иконы. Я с опаской поглядывала на лики святых, так как мама говорила: «Не будешь слушаться, Боженька накажет». Мама, Елизавета Никаноровна, была человеком верующим.

   На Пасху избы мыли. Всё, что можно было, выносили на улицу, выбивали, проветривали, а тяжёлые предметы передвигали. Мыли щётками и мочалками потолки, стены, не говоря уже о полах, горячей водой с дресвой. Дресву делали так: брали камни, которые от удара молотком или кувалдой рассыпались, а осколки измельчали в мелкую крошку. Мы, путаясь под ногами у взрослых, пытались помогать.  Было интересно найти где-нибудь за отодвинутым шкафом или комодом в пыли закатившиеся монетки или другие давно утерянные предметы. Для родителей это был большой труд, и чтобы успеть вымыть одним днём, соседки помогали одна другой. К вечеру жарко топился, в доме витал запах чистого дерева. Спать ложились все вместе на полу. Это была генеральная уборка.

Так устроен мир: давно нет мамы и папы, а дом стоит.

Мой старый дом, родимый дом,

Как было нам уютно в нём.

У старых выцветших икон

Молилась мама перед сном.

Старалась мама замолить

Грехи наши земные.

У Бога милости просить,

Чтоб выжили родные.

Молила Боженьку о том,

Чтоб кончилась война,

Вернулись к матерям домой

Мужья и сыновья.

Просила Бога: «Помоги

Родных вернуть живыми,

И дай им Бог, храни их Бог,

Христос спаси Россию!»

 Услышал Бог моленья те,

Знать многие просили,

Погнали фрицев от Москвы

И ото всей России.

   В школе нас растили атеистами, поэтому ни одной молитвы в то время мы не знали. Запрещали крестить детей, осуждали тех, кто ходил в церковь. Несмотря на запреты, родители крестили своих детей тайно.

   С раннего детства, ещё в детсаде мне и моим подругам привили любовь к книгам. В центре старого Пучежа стоял книжный магазин. Я очень любила туда ходить. До сих пор помню запах типографской краски, стеллажи до потолка, заполненные книгами. Если мне перепадали какие-то деньги, я шла туда и покупала какую-нибудь книгу. В результате у нас дома собралась хоть и небольшая, но приличная библиотечка. Одно время мы даже играли в библиотеку, т.е. я выдавала читать свои книги другим детям с нашей улицы. А впоследствии моя сестра Нина, работая воспитателем в интернате в какой-то деревне, каждый раз уезжая из дома, захватывала стопку книг детям, объясняя это тем, что им нечего читать.

   Читать мы все очень любили, и если попадалась хорошая книга, то готовы были читать хоть всю ночь, хоть во время еды, но родители за это ругали. Ходили в библиотеку. Были там активными читателями и помощниками библиотекарю. Телевизоров тогда не было, и всё хорошее мы черпали из книг.

   Несмотря на трудные времена, родители наши не научились веселиться. По праздникам собирались родные, друзья, играли на гармони, пели песни, плясали. На святки ходили по домам ряжеными. Было интересно и весело. Иногда дядя Коля (папин брат) брал гармонь и говорил: «Лийка, пляши». И я плясала под его музыку.

   Ещё я помню, как тётя Дуся Чудецкая, добрейшая женщина, мать пятерых детей (сейчас самый младший Борис – директор Кохомского хлопчатобумажного комбината), нарядили меня мужиком, а свою дочку Тамару – беременной бабой, привязав подушку к животу. Мы ходили по домам на нашей улице и что-то пели, а нас за это угощали.

  

  Летом любили по вечерам сидеть у кого-то на крылечке (кто не прогонял). Чаще это было у Голубевых или Чудецких. Кто-нибудь постарше  рассказывал всякие страшные истории про нечистую силу, про огненные снопы, которые залетают в печные трубы, про ведьм. А потом было страшно идти домой. Хотя у Голубевых не было детей, но они их любили, особенно дядя Ася (Арсений). В войну он работал председателем колхоза, и у них водился сахар. Так как сахар я любила, а меня любил дядя Ася, то я в их доме была частым гостем. Приходила тётя Мотя (жена) домой и, смеясь, говорила: «Опять Лийка была, сахарница пустая».

   На всей нашей улице в то далёкое время росло только одно дерево около дома Голубевых. Это была липа, которая росла вместе с нами, подкармливая весной нас своими нежными листочками, а позже – горошинками семян. Около этого дерева мы играли, под его раскидистой кроной укрывались от палящих солнечных лучей. Со временем дерево стало очень большим. И как же я расстроилась, придя однажды на Завражье, что новые хозяева дома липу спилили. Я подошла к поваленному вековому дереву,  обняла его толстый ствол и чуть не заплакала. Как будто я потеряла близкого друга. Ведь липа помнила наше детство.

   Конечно, мы как и все дети, ссорились, дразнились, озорничали, случалось, залезали в чужие сады за яблоками. Я запомнила один случай, в котором принимала участие. На месте, где сейчас расположено садовое общество, около парка, было «пригородное хозяйство». Там выращивали разные овощи. Особенно хороши были помидоры, которые поспевали на кустах раньше, чем у наших родителей. В то время климат был совсем другой: лето – так ужжара, а зима – так холод. Никаких плёнок и в помине не было. Так вот кто-то предложил слазить туда за помидорами и огурцами. Темень такая, хоть глаз выколи, ничего не видно. Трясясь от страха, чтобы не попасться сторожу, на ощупь набрали овощей каждый себе за майку.  Зная, что дома меня за это не похвалят, украденное я спрятала в траве около своего забора. А утром пошла посмотреть – помидоры совсем зелёные, огурцы – семенники. Всё выкинула. Больше никуда не лазила.

   Позже мы были пионерами, комсомольцами, появились новые подруги и друзья, с которыми дружбу сохранили до сих пор. Сколько пришлось пережить нашим мамам с нашими хворями, травмами, занозами и прочими напастями, я поняла, когда сама стала мамой. Светлая память родителям, вырастившим и воспитавшим своих и приёмных детей в трудное военное и послевоенное время.

Л. Овчинникова (Морозова)

Картина дня

наверх