Память о войне – это раны сердца, которые не зарубцует ни время, ни счастье мирной жизни. Напоминать о себе они могут в любое время. Глядит бывший воин на смеющихся детей – вспоминает взрывы, смерть; видит танцующих – а сердце вдруг напомнит другое время; смотрит на берёзку – и раны снова ноют от воспоминаний…
В нашем городе живёт и работает бывший моряк Краснознамённого Балтийского флота, мичман по званию, Фёдор Михайлович Бобылев. Во время войны он служил разведчиком в морской пехоте, защищавшей Ленинград.
Уже после войны Фёдор Михайлович стал записывать воспоминания о своём боевом пути. Почему? Это не надо объяснять.
- Не для себя: я-то ничего не забыл. Пусть дети мои читают.
Вот несколько страничек из скромной синей тетради.
Апрель 1941.
«Я – курсант школы береговой обороны и ПВО в селе Лебяжье, Ленинградской области. Учусь на комендора зенитной артиллерии».
22 июня 1941.
«Рано утром услышали страшный вой самолётов, взрывы бомб. Все повскакали с коек. Что такое? Прибежал политрук:
- Война! Драться придётся, братишки».
Август 1941.
«Боевая тревога! Сели по машинам. Приехали к речке Чёрная. Разбили палатки. Работа – в основном рыли противотанковые рвы. Спали по три часа. Мимо нас везли раненых. Говорили, что нас снова вернут в школу. Возвращаться туда не хотелось. Скорей бы взяться за оружие и сражаться с врагом!
Налетают немецкие самолёты. Обстреливают из пулемётов, сбрасывают бомбы и листовки».
Осень 1941.
«Теперь и мы даём «прикурить» немцам. Стал разведчиком. Было нас десять человек. Ходили к Петергофскому шоссе, где большое движение немцев. Мы их часто «беспокоили»: обстреливали машины с солдатами, снимали часовых, в крайних случаях бросали гранаты».
Декабрь 1941.
«Передислоцировались ближе к немецкой обороне. Не успели окопаться, как к нам в «гости» явились немцы, человек сорок пять. Перерезали связь с нашим штабом и идут прямо с тыла. Нас было три строевых взвода и один миномётный. Враги постарались быстрее смотаться, но мы их настигали и завязывали перестрелку. Бой был жаркий, мы несколько раз поднимались в атаку. Немцы отступили, оставив на поле боя пятнадцать трупов.
Эх, четверых братишек и мы потеряли. Ранен в шею комиссар Гвоздев. Один матрос прикрыл командира своим телом от пули снайпера. Был ранен. Его наградили орденом Красной Звезды».
Январь 1942.
«Нашу морскую бригаду перебросили на другой участок, уже в непосредственной близости с противником. Заняли оборону на высоте, которую мы назвали «Гора Колокольня». До немцев – 100-150 метров. Они обстреливали высоту из тяжёлых орудий, миномётов, бомбили, но мы словно вросли в землю. Только за день я насчитал восемьсот снарядов, выпущенных на нашу горушку. Очень уж нужна была она фашистам. Мечтали с неё обстреливать Ленинград, Кронштадт, Петергоф.
Однажды матрос Сосновский во время обстрела выполз из землянки и сказал мне: «Садись на моё место».
Я сел и заснул: к обстрелам привыкли. Вдруг – взрыв. Очнулся – крики, стоны… Сам, вроде, живой. Шевельнул рукой, ногой… Пополз. В землянке – смрад от разорвавшегося снаряда, на моём масхалате – кровь: контузили… Около меня – изуродованные тела товарищей, здесь и Коля Сосновский. Больно. Командного пункта не было: прямое попадание.
Из госпиталя убежал через четверо суток».
Май 1942.
«Возвращались с очередного задания. Идём уже перед своим боевым охранением, чувствуем себя спокойно, громко шутим. Вдруг – автоматная очередь. Командир наш, лейтенант Журавлёв, выругался – по своим стреляют! В ответ – новая очередь. Оказалось, напоролись на немецкую засаду. Бой. Я со своим отделением забежал с правого фланга и открыл огонь. Тяжело ранил немецкого обер-ефрейтора, которого тут же наши схватили. Он по дороге скончался, но из документов командование узнало, какая вражеская часть стоит перед нами. Я был ранен. За операцию был награждён орденом Отечественной войны 2-й степени. Лежал в полевом госпитале».
Осень 1942.
«Михаил Козеко – исключительной храбрости человек. За «языка», немецкого ефрейтора, ещё в первые дни войны орден Красного Знамени получил. В немецком тылу был. Однажды наша группа, где был и Михаил с радистом Иваном Жуковым, при форсировании реки обнаружили себя. Немцы стали их преследовать, и маленькая группа разбилась ещё на несколько, действующих самостоятельно. Некоторые выбрались к нам и рассказали о неудаче. Неделю, полторы спустя, слыжим – взрыв. наши бойцы выбежали и увидели лежащего матроса Козеко. Он был ранен в обе ноги. Взяв у убитого Жукова рацию, он три дня на руках уползал от преследования.
После госпиталя ходил с нами в разведку, сколько мог. Получил орден «Красной Звезды».
Год 1944.
«Наступление! Нашу бригаду расформировали. Я попал на 12-дюймовую батарею форта «Красная горка», из которой мы обстреливали финские острова, форты на финской территории и в заливе».
Декабрь 1944-май 1945.
«По моей просьбе меня перевели в артдивизион Островной военно-морской базы в Усть-Луге. Охраняли мы воды Финского залива и прибрежную полосу.
1 мая стали перебазироваться в район Пиллау – ныне Балтийск.
Победа застала в Кенигсберге. Я ушёл в политотдел. Началась мирная жизнь и учёба».
Газета «Ленинское знамя» от 29.07.1967 г.