Летом 1963 года я заканчивал Балахнинское техническое училище № 3. В то время вопрос служить или не служить не стоял перед нами. Возьмут или не возьмут - вот была очень острая проблема. И если кого-то браковали, переживали очень сильно, всеми средствами старались доказать, что годны к службе.
Скрывали мелкие болезни, связи с родственниками за границей при заполнении анкет и т.д. Меня определили служить на флот. Конечно, было грустно и страшно. Мы расставались с родными и близкими на долгие 4 года и, что нас ждала впереди, никто не знал, но задолго до этого готовились к службе, кто как мог.
Наше поколение уходило в армию, как правило, холостыми, Все связи с прекрасным полом, обещания ждать и любить прекращались с вынесением решения призывной комиссии. Но в душе мы знали, что к нашему возвращению девчонки, которым сейчас только 13-14 лет, длинноногие и неуклюжие, расцветут, как прекрасные розы, и будет широкий выбор перед глазами флотских, закаленных морем ребят. И была гордость. Гордость в первую очередь за себя. Ты что-то стоишь, ты нужен Родине, здоров и впереди тебя ждет новое, неизведанное. Ты свободен от всех гражданских проблем, все связи этим миром прекращались, лишь редкие письма родных, друзей напоминали, что есть другая жизнь.
В июне 1963 года воинским эшелоном, в вагонах примерно по 30-40 человек мы отправились в долгий двухнедельный путь. Были остановки на перегонах, часто останавливались на мелких станциях на обед, ужин. Была и баня на ст. Крымская в Сибири. Нам довелось искупаться в священном Байкале. Все это было. И вот рано утром из окон вагона мы видим море, впервые в жизни. Это Владивосток.
Вновь комиссии, проверки, переодевание в форму. Тогда как-то не думали, что это лишний год службы. Нас определили в спец. группу и после принятия присяги через месяц мы были отправлены на корабль. Это был эксперимент - проба подготовки специалистов на месте. Глухой ночью на машине нас привезли в бухту Абрек. Видно, как блестит вода и много-много синих огней, и тихо, очень тихо. После узнали: шли штабные флотские учения. Развели на ночлег по кораблям, нас 5 человек привели на малый корабль и, назвав 3 фамилии, в том числе и мою, сказали: "Здесь ваш дом на все 4 года". Отправили по кубрикам и велели никуда не отлучаться до приказа, а сейчас спать". Рано утром весь корабль превратился в улей: что-то зазвенело, слышны были команды, топот ног, шум стоял везде. Все бежали куда-то, а мы сидели, как мыши, и ждали. Первая команда, которая дошла до нас, была: "Боевая тревога. Корабль к бою и походу приготовить!" Прошло минут 20-30, и все стихло, лишь за бортом шелестела вода и монотонно гудел главный двигатель. Мы поняли, что плывем (идем). Пришел к нам мичман и вывел на верхнюю палубу. Ярко светило солнце, кругом вода и сопки, покрытые зеленью. Глядя на эти же сопки, я и сошел на берег в 1967 году в сентябре месяце с родного 41-го, действительно ставшего мне домом на долгие 4 года, были прощания с семьей, дружной и верной, и конечно, марш "Прощание славянки". Искренне скажу: были слезы, комок в горле после прощания с ребятами, после слов благодарности командира, его рукопожатия и напутствия на дальнюю дорогу домой. И были крылья, свобода, а что-то осталось там, среди суровых корабельных будней. Но все это было потом. А впереди ...
Мы шли на разгрузку боезапаса, готовили корабль к плановому осмотру и ремонту. Предстояла постановка в док. И вот после разгрузки, уже вечером, меня вызывают в кубрик № 5. Сразу тревога, что случилось? Пришел. Сидят много моряков, старых, большинство с усами. Один спрашивает: "Откуда?" Мелькнула мысль, так далеко и Иваново могут не знать. Говорю: из-под Москвы. Опять вопрос: "Откуда?" Отвечаю: "Из Иваново". Тут один мягко так спрашивает: "Говори точный адрес, не бойся". Ну я все сказал, что из Пучежа, где учился, жил и т.д. Тот, что спрашивал, встает, протягивает руку, обнимает: "Привет земляк". Да, это был Сурагин Николай Матвеевич, пучежанин, ныне работник "Телекома". Вы представьте: за 10 тысяч километров в самый первый день морской службы на маленьком корабле, с экипажем в 100 человек встретить пучежанина, и какого! Не часто такое случается! И с этого дня стало как-то светлее. Николай Матвеевич был очень добрым, заботливым. Все мне показывал, поведал, где и как себя вести. Рассказал, какие неписаные правила на корабле очень строго соблюдаются. Вообщем, опекал как мог, начиная с подгонки формы, кончая кое-какими привилегиями. Наша тройка благодаря ему быстро вписалась в ритм жизни, и недели через 2-3 мы чувствовали себя опытными"салагами" и купить нас было не так просто. Да и весь экипаж относился к нам очень доброжелательно. Помогали во всем. "Годки" конечно шутили: попросят, например, за дровами сбегать для камбуза (плиты стояли электрические). Но все это беззлобно.
Наша служба продолжалась. Каждый день полон забот и хлопот. Корабль без боезапаса был выведен, как боевая единица, из состава ПУГа (поисково-ударная группа), и в море не ходили. В базе начали строить свой ДК, свинарник. Стройматериалы доставляли сами, морем. Во Владивостоке разбирали старые дома, а перевозили их мы.
Из дома мне прислали старенький фотоаппарат "Смена", и я снимал все и всех. Занятие фотографией укрепило, конечно, мой рейтинг. Я был нужен экипажу. Снимки, хоть и не классные, но все же это была память. Фотографа в базу не пригласишь, а запечатлеть свою физиономию на фоне кораблей, сопок, моря желали все. Увольнение у моряков было 4 раза в неделю, но по первому году службы оно не полагалось. Как-то так было принято. И вдруг я получаю письмо, в котором мне сообщают адрес моего однокашника, с которым мы сидели на одной парте, закончили 10 классов ср. школы № 2. Адрес был: Владивосток-31, а у меня - Владивосток-10. Это же где-то рядом! И опять мне помогли "годки" (годок - моряк по 4-му году службы). Старшина 1-й статьи Шарганов из Сибири убедил командира, чтоб меня отпустили с ним к товарищу. И в воскресенье утром я в сопровождении старшины отправился на поиски. Нашли быстро. Еще одна встреча с молодым моряком-пучежанином Валентином Ивановичем Апариновым.
И так, нас уже было трое - моряков-пучежан-тихоокеанцев. Хочется рассказать о неуставной традиции на кораблях ВМФ. Этого в уставе нет. При первой постановке в ДОК все молодые матросы (хоть ты год прослужил) принимают присягу на верность кораблю, клянутся любить и беречь его, как дом родной. Обычно в обед молодых строят на палубе, те крепко целуют киль корабля и выпивают 200-250 грамм забортной, горько-соленой воды. Реакция на воду у всех разная, но с этого момента ты настоящий моряк, связан крепкими узами с кораблем и морем. Мы трое принимали эту присягу в морозный день, губы примерзают к металлу, но были довольны очень. Зато потом горячий чай и особый обед, отдых. Мы стали настоящими моряками.
В декабре 1963 года мы перешли в п. Большой Камень. Нужно было устранить кое-какие заводские недоделки. Там впервые мы увидели атомные подводные лодки, побывали внутри. Очень впечатляющее зрелище, когда такая громада стоит на док-палубе во всей своей красе. В дальнейшем нам пришлось работать с ними в море, вместе дежурить в нейтральных водах, обеспечивать ракетные стрельбы. Почти через год, а, может, чуть больше, мы вернулись в родной Абрек. После сдачи всех зачетов были введены в состав бригады сторожевых и противолодочных кораблей. Короче говоря, начали служить. Дежурства в составе ПУГ неделю, через неделю. Экстренные сборы по боевой тревоге. Мы стояли на морских границах России. В нейтральных водах находились корабли 7-го флота ВМФ США. Мы как-то уживались, выполняя свои задачи, хотя обстановка в то время была непростая. Время было сжато до предела. Неделю в море, неделю отдых, подготовка техники. Время летело очень быстро. И думать о какой-то дедовщине было просто некогда. А уж о физическом насилии не только говорить, но и в голове ни у кого мысли не было. У всех было дело, день занят до предела. Там действовал закон "один за всех и все за одного".
Служили, ходили в увольнение за 8-10 км. В общем жили и жили неплохо. Кормили прекрасно, морской матросский паек компенсировал все издержки трудной работы. Во вновь построенном ДК была организована худ. самодеятельность. Гауптвахты в базе не был. и, если кто-то проштрафился, объявляли 30 суток без берега или списывали на берег на этот же срок в скотники. Была своя плавмастерская, там работали штрафники. В этом замкнутом пространстве каждый находил дело для себя, и это помогало жить. Но я еще раз хочу подчеркнуть о дружбе среди моряков базы. Было неважно, по какому году ты служишь, с эсминца или с крейсера, все были свои. А в увольнении держались друг за друга. а, если возникали трудности, помогали, как могли. Было совершенно не важно: молодой матрос или отслужил 4 года. С кораблей, базы - значит свой. Эта дружба постоянно помогала в жизни, учила не ныть в сложных условиях, распознавать людей, кто что стоит, быть оптимистом. Как это пригодилось сейчас! как я знаю, у моряков, о которых идет речь, особых проблем в жизни не было. Все работают, имеют свой дом, давно справили "серебряные свадьбы" с одной и навсегда избранной половиной.
Но жизнь шла своим чередом, и тем она хороша, что полна неожиданностей. В один из коротких дней отдыха я на пирсе встречаю еще одного пучежанина. Мы вместе гуляли в детстве, жили рядом, дружили. Это Сидоров Валентин Павлович, ныне проживающий в Пучеже. Работает электриком на льнокомбинате. Это было, как говорится, новое вливание в жизнь вдалеке от дома. Оказывается, мы служили в одной бригаде и подчинялись одному командиру. Он был классным специалистом по мужским прическам. нам разрешали носить короткие стрижки. Валентин так искусно мог сделать прическу, что после его работы моряк с первого раза проходил осмотр перед выходом в город, и выглядел прекрасно. Пользовались его услугами и офицеры бригады. Вполне понятно, что все это делалось бескорыстно и бесплатно. У нас не было ни прачек, ни парикмахеров, все делали сами. Представляете, каким спецом надо быть, чтоб всем потрафить. Конечно, делал он это в свободное от основных обязанностей и нарядов на корабле время. мы часто вместе ходили увольнение, были на кораблях друг у друга.
А время летело очень быстро. Уже отгуляли положенные отпуска по 30 суток без дороги, приближался день расставания с морской братией, до боли родной обстановкой, кораблями, ставшими домом, железным порядком во всем. Вполне понятно состояние моряка, когда утром молодой матрос докладывал: "До приказа осталось ... дней". Мы примерно знали, что в 20 числах сентября выйдет приказ о демобилизации. Но мы знали и еще одно: последнее слово и приказ на увольнение будет за нашим командиром корабля. И никто в этом деле ему не указ, хоть сам бог. Был у нас случай, когда моряк так насолил командиру, что был уволен под Новый год в 10 часов вечера. Вручили документы, проводили с корабля. Ночь, мороз, до ближайшего поселка 8 км. Постоял на пирсе, вернулся "домой", но уже демобилизованным и свободным, переспать до утра.
Небо свинцовым шершавым кругом
Морю легло на плечи
Четвертые сутки уставшим ПУГом
Ищем с лодками встречи.
Четвертые сутки урывками сон
А нервы гудят, как струны,
Вспенным следом бурунным...
Николай Александрович Савватин. "Пучежские вести", 18 июля 1996 г.
