Июнь 1941 г. Курсант Рязанского пехотного училища.
28 апреля 2011 года моему папе, Гладкову Анатолию Георгиевичу, исполнилось бы 90 лет со дня рождения. Он покинул это мир 7 лет назад, не почувствовал старческих недомоганий и болезней и самым любимым, самым уважаемым, святым для него был праздник День Победы. Он немного воевал, около четырёх месяцев. Он не успел получить боевые награды во время Войны. Он был такой же, как и миллионы других бойцов Красной Армии, которые шли на немецкие пулемёты с криками «За Родину!», «За Сталина!» Ему повезло выжить в этой Войне, хотя, и на него пришла похоронка.
Родился папа в 1921 году в Пучеже, и проживал по адресу: улица Верхняя Окулиха, 36.
На фотографии папа (слева) с другом перед родительским домом. Позади дома виднеется церковь Успенья Пресвятой Богородицы. Теперь на месте этой церкви стоит обелиск воинам-пучежанам, погибшим во время Великой Отечественной войны. Дом находился между сегодняшним причалом и обелиском. На этом месте теперь залив, который в детстве мы называли «Пятак». Около дома большой огород. Поскольку место в низинке и с севера защищено горой и собором, то оно хорошо прогревалось, и помидоры созревали на кустах без всяких теплиц.
г. Пучеж, ул. Верхняя Окулиха, д. 36
Дед Георгий Матвеевич был инвалид (у него была больная нога) и, как папа написал в 1952 году в автобиографии, которая хранится в личном деле офицера запаса в райвоенкомате, дед до революции крестьянствовал, а после революции работал печником, столяром, матросом на перевозе через Волгу. До революции дед, скорее всего, был сторожем при церкви и истопником, а в годы НЭПа, в 20-х годах, в цокольном этаже своего дома, организовал минипекарню и пёк всевозможные плюшки и кренделя, но папа об этом нигде не указывал. Когда я учился в г. Горьком в 70-х годах, то хозяйка квартиры т. Нюра, уроженка Пучежа, рассказывала мне о популярности этих плюшек среди пучежан.
1932 г. Папа с родителями и братьями (папа ближний к нам).
Может из-за того, что семья была большая, или из-за того, что старший сын Борис был военным лётчиком, или из-за инвалидности (убогости), но деда никакие репрессии не затронули. Папа, правда, помнит, как приходили сотрудники НКВД и предлагали его родителям отдать "всё золото, нажитое на торговле", но кроме двух обручальных колец в доме, действительно, никакого золота не было. Про обыск папа не говорил, по-видимому, всё обошлось только разговором. В 1939 году папу приняли в комсомол, что очень удивило и обидело его одноклассницу, которая и через 62 года вспоминает об этом, как о несправедливости http://pucentrio.mirtesen.ru/blog/43254817254/Leonilla-Kuper... («Пучежские вести» от 25.08.2001 г.), хотя, он, в отличие от неё, защищал Родину с оружием в руках, а она всё училась, училась и училась. Надо признаться, что папе воспоминания Л.Купериной понравились, и он искренне радовался, что через столько лет о нём помнят, пусть даже в таком контексте.
Папа справа за спиной учительницы
Павел Иванович Рыжов, тоже учился вместе с папой, и он вспоминает следующий случай: на уроке литературы учительница Анна Михайловна Грузнова вызывает Анатолия к доске рассказывать стихотворение, а тот его не выучил. Оказывается он катал дробь для снаряжения охотничьих патронов, и ему было не до уроков, о чём он искренне и поведал.
1939 г. Папа всё ещё школьник, ещё в детстве. (18 лет!!!)
Папа не рассказывал о каких-либо лишениях и недостатке в семье. Его детство, повидимому, было относительно беззаботным. Рядом была Волга - она и кормила. Ему на всю жизнь запомнилось, как его отец (мой дед) будил его на рыбалку, а ему так трудно было проснуться и вставать. Но зато, круглый год, как мне рассказывала Анна Игнатьевна Кухнина (Шишкина), двоюродная папина сестра, у Гладковых погребок был забит рыбой: и свежей, и солёной, и копчёной. Да и каких только видов не было, вплоть до стерляди (осетровые).
Возможно, из-за своей неуспеваемости он решил в 10 классе выпускные экзамены не сдавать, а поступать в Рязанское пехотное училище!!! В апреле 1941 года из Пучежа поехало пять кандидатов, один из них Леонид Васильевич Музлов (наш сосед по улице Гоголя, в новом Пучеже), который после войны до самой своей кончины играл в духовом оркестре на трубе. Поступил только отец. 3 мая 1941 он был зачислен курсантом. 22 июня 1941 года на построении курсантам объявили о нападении Германии на нашу страну. Обучение пошло по ускоренной программе. В октябре училище пешим порядком эвакуируется в Иваново, и 30 ноября 1941 года папе присваивают воинское звание «лейтенант», и его направляют в г. Йошкар-Олу в резервную бригаду. В бригаде готовилось пополнение для фронта, и призывной контингент, наверное, был из местных жителей, но отец говорил, что у него взвод набрался из москвичей. Здесь обучение проходило ещё быстрее, и через пару недель отец уже попал в маршевый батальон. Его не планировали отправлять с этим батальоном, но лейтенант, который должен был отправляться, неожиданно заболел, опух и отправили отца. Тот лейтенант, возможно, и симулировал, тем более, что он близок был с медсестрой из медчасти. Перед отправкой личный состав одевали во всё новое (декабрь 1941 года, немцы в 20 км от Москвы!!!) и отец, как командир взвода, лично следил за получением бойцами обмундирования, и когда кладовщик попробовал словчить, выдать ношенное бельё, он решительно пресёк афёру. Почему этот, в масштабах войны, пустяковый случай отец запомнил и рассказал его мне, подростку, который не собирался служить и тем более воевать? Я был похож, пожалуй, на нынешнего Григория Перельмана. С окончанием десятилетки я заканчивал ещё две заочные школы: математическую при МГУ и физико-математическую при МФТИ, да еще заочные подготовительные курсы при МГУ и ничего кроме математики меня не интересовало. Я вспомнил об этом случае с отцом, когда в октябре 2006 (!!!) года сам получал обмундирование для полугодовой командировки. Это сюжет для передачи Андрея Малахова «Ты не поверишь!» - мне выдали три (!) майки (!) и больше ничего. И, ни командир отряда, ни в УВД – никто не смог это объяснить и решить эту проблему. На следующий день уже рапортом доложил о случившемся начальнику УВД. Парни говорят, после этого на складе мне не только штаны на синтепоне с зимними ботинками (которые за 13 лет службы я ни разу не получал), но и трусы с носками припасли, но мне это было уже не интересно.
В конце декабря 1941 года отец с маршевым батальоном прибывает на Западный фронт. Эшелон разгрузился в г. Истра и далее пешим маршем на Волоколамск. Батальон пополняет 352-ю стрелковую дивизию 20-й армии генерала Власова. В то время Власов был известен, как талантливый командующий. Это потом он будет предателем, когда будет командовать 2-й Ударной армией, но это потом.
Из боевой характеристики 352-й стрелковой дивизии от 06.06.1942 года:
«С 24.12.1941 г. дивизия, будучи в составе 20-й армии Западного фронта вела ожесточённые бои по прорыву заблаговременно подготовленной оборонительной полосы противника в районе Иванковское, Тимково, Тимонино, Михайловка, Бол. Голоперово. В результате боёв дивизия сломила сопротивление, прорвала его оборону, нанесла большие потери его живой силе, захватила ряд населённых пунктов, взяв при этом большое количество трофеев.
С 11 по 21 января 1942 г. стремительным натиском преследовала отходившие части противника, прорвала его оборону, нанося большие потери его живой силе. В период преследования дивизией захвачено до 20 населённых пунктов, являвшихся узлами сопротивления обороны противника. На протяжении марта и первой половины апреля 1942 г. дивизия вела бои в составе ударной группировки 5-й армии в районе Груздево, Сорокино.
За проявленную отвагу и мужество в Волоколамской операции 43 человека бойцов и командиров дивизии награждены правительственными наградами.
За период январь-март 1942 г. дивизия понесла потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести:
- январь – 1654, пополнения не получила
- февраль – 2180, пополнения получено 1500
- март – 3842, пополнения получено 1200
Итого: потери – 7676, пополнение получено 2700
Командующий 5-й армии генерал-майор Федюнинский
Член Военного Совета бригадный комиссар Иванов»
В конце апреля 1942 г. дивизия перешла к обороне на рубеже Дурово, Клячино, Сорокино, Долгинево, Кострово и вела оборонительные действия до февраля 1943 г.
Для сравнения - за 10 лет войны в Афганистане погибло 13833 военнослужащих Советской Армии.
По прибытию в дивизию, пополнение построили и перед строем расстреляли двоих бойцов, обвинённых в членовредительстве (самострелы). Вопли несчастных: «Добейте меня!» - остались в памяти отца на всю жизнь.
20-я армия, а впоследствии 5-я, которой была передана 352-я дивизия, вели наступлению в направлении Гжатска (ныне Гагарин) Смоленской области. Наступление наши части, обычно, вели по ночам, потому что днём по заснеженным полям наступать на сильно укреплённую оборону противника было бесполезно. В ночь на 6 марта их 1158-й стрелковый полк наступал на деревню Груздево Гжатского района. Из противотанковых ружей подожгли несколько сараев на околице деревни и, ориентируясь на пламя горевших сараев, стрелковые цепи двинулись к деревне. Отец в свете пожара заметил фигуру врага, и с колена прицелился и выстрелил. Кроме нагана отец в бой брал и винтовку. Враг упал. Когда отец подошёл к нему, то это оказался немецкий офицер, раненый в ногу. Отец позвал санитаров, и они отправили раненого немца в тыл. Деревню захватили. Заняли оборону. Утром немцы предприняли контрнаступление и стали обходить деревню с обоих флангов. В объяснительной записке от 11.12.1956 г., которая хранится в его личном деле офицера запаса в райвоенкомате, он описывает этот бой. При отступлении из деревни вражеская пуля попала ему в ногу и раздробила ступню и, пока он отползал, немцы его обогнали и, таким образом, он попал в плен. А родители в Пучеже получили похоронку, где сказано: «Ваш сын лейтенант Гладков Анатолий Георгиевич … убит 6 марта 1942 года … похоронен западная опушка леса у дер. Клячино …» Та самая деревня Клячино, возле которой дивизия будет ещё год стоять в обороне и хоронить своих бойцов и командиров.
И начались годы плена. Это были годы лишений, голода, холода. В объяснительной записке он пишет об унижениях и издевательствах, но в рассказах он об этом не упоминал и уважительно относился к немцам. Другое дело сограждане. Переводчик, который был у немцев, в первый же день отобрал у отца шапку. Отца отправили в лагерь военнопленных в Гжатск, а там, чтобы попасть в лазарет, ему пришлось отдать своё офицерское обмундирование. Потом лазарет Орши, пересыльные лагеря Минска, Холма (Польша), Ченстохова (Польша). Вспоминая о годах плена, отец говорил: «Матка боска Ченстоховска» - это, наверное, или причитания поляков, или отрывок их молитвы. В лагере Ченстохова отец встретил друга детства Георгия Сторожилова.
Георгий Иосифович Сторожилов с семьёй. 60-е года
Насколько это было реально, но Георгий предложил ему следовать в одной команде. По-видимому, строгого учёта не было и можно было переходить из одной команды в другую. Но потом они решили оставить всё как есть и если кто выживет, то расскажет о встрече родным. Георгий потом попал на шахты Силезии и его освободили наши войска. А отца отправили дальше, в Германию - пересыльный лагерь Фаллингпостель. Здесь на каждого пленного завели учётную карточку, сфотографировали, присвоили номер и распределили по рабочим лагерям. Так с 13 марта 1943 г. папа оказался в лагере «119 XI –B» при мебельной фабрике в местечке Лауенфорде (Lauenforde). Фабрика выпускала мебель, но отец рассказывал о детских колясках (Die Kinderwagen), которые делались из бука и обтягивались атласом. Отец использовался на подсобных работах: вывозил стружку, опилки, обрезки из цеха. Он был сильно истощён и это ему удавалось с трудом. За работой его увидел хозяин фабрики, наверное, и остальные пленные были не в лучшей форме, и хозяин распорядился увеличить нормы питания. После работы пленные из деревянных буковых обрезков мастерили всевозможные поделки. У папы сохранилась маленькая (меньше ладони) шкатулочка. Она покрыта лаком и на ней выжжен орнамент.
На крышке папины инициалы. На внутренней стороне крышки указан адрес и имена сестёр папиного друга. На обратной стороне шкатулки – Lauenforde 1945.
За колючей проволокой, ограждающей лагерь военнопленных, находился женский лагерь, где размещались женщины, угнанные из Советского Союза. Пленные перебрасывали свои поделки женщинам, а те обменивали их на продукты и также перебрасывали их через проволоку. Хозяин фабрики предложил пленным приносить поделки в свой кабинет с тем, чтобы немецкие рабочие из местного населения их забирали в обмен на продукты, объясняя это тем, что охрана лагеря может открыть огонь по нарушителям.
С 29 марта 1945 года пленных стали эвакуировать на восток, т.к. с запада наступали американские войска. Колонна пленных становится сборной: в неё добавляются американские и английские пленные. В один из ночлегов у отца пропала шапку. Оказывается, её украл негр - американский военнопленный. Но поскольку негр был ужасно завшивлен, то отцу пришлось оставить ему шапку в «подарок».
11 апреля, во время марша, пленные заметили, что конвоиры разбегаются и колонна остаётся без охранения. Пленные тоже разошлись кто куда. Ночь переночевали в стоге, а утром увидели, что по дороге уже движутся американские войска. С отцом было ещё четверо пленных. Пятером они пошли в американскую комендатуру города Эгель вставать на учёт и на довольствие. Другие пленные, которые уже отметились, подсказали, что американцы не проверяют численность группы, а верят «на слово», поэтому в комендатуре они доложили, что их 50 человек и им выписали продовольствия на 50 человек. Продовольствие они получали с захваченных немецких складов. 9 мая за ними приехал джип. Их посадили в машину, а сопровождающие американские военнослужащие разместились кто-где, даже на капоте и повезли к мосту через реку Эльба. Американцы папе запомнились весёлыми, задорными, бесшабашными. На мосту их передавали советским представителям по счету, никаких списков, никаких документов. На другом берегу стояли указатели: где – лагерь для бывших военнопленных, где - для гражданских. Каждый решал сам: куда ему идти и идти ли вообще.
Проверка, скорее всего, была формальной, и 13 июля отец был направлен в 21-ю стрелковую дивизию, г. Овруч (Украина). В ноябре 1945 года - демобилизован. Дома не верили письмам, которые отец писал с Украины и только, когда увидели его собственными глазами, только тогда поверили, что он живой.
К этому времени, в 1942 году умер его отец Георгий Матвеевич, погиб младший брат Михаил в 1944 году, брат Евгений служил на Балтике, брат Борис служил в авиации.
1945 г.
Вернувшись в Пучеж, папа устроился на работу электриком на льнокомбинат и проработал там до выхода на пенсию. Никаким репрессиям и гонениям за то, что был в плену, он не подвергался. Но его тестю из органов «шепнули», чтобы зять за рюмкой водки, дружкам, пусть лучше про баб рассказывает, а не о том, как живут в Германии.
1947 г. Мои папа и мама.
1964 г. Наша семья
Сергей Гладков.
