На Украине
А 17 января 1944 года прямо с передовой, из окопов, меня вызвали в штаб дивизии и вручили направление следующего содержания:
«Гвардии ст. лейтенанту Уварову К.В.
С получением сего предлагаю Вам отправиться в распоряжение начальника отдела кадров артиллерии 28-й армии для направления в Высшую офицерскую школу. Срок прибытия 18.01.44 г.»
18 января было морозное утро. На попутной машине еду в тыл. Что скрывать? Кому из фронтовиков не хотелось хоть на день или на два выйти из боёв, чтобы не слышать разрывы бомб и снарядов, свист пуль … Я ехал и отдыхал. От офицеров узнал, что такая школа находится в городе Семёнове Горьковской области: «Как бы хорошо по пути завернуть домой, на родину» - мечтал я. Но, «мечты, мечты, где ваша сладость…» В отделе кадров объяснили, что в такую школу принимаются офицеры, имеющие специальное артиллерийское образование, а у меня только полковая школа, из которой досрочно выпустили нас перед походом Красной Армии в западную Украину и Белоруссию.
Итак, снова фронт. Снова свой взвод. Снова бои, бои. А наступление Советской Армии на юге шло успешно. Под ударами Второго Украинского фронта, который заходил в тыл Никопольской группировки фашистов, они начали отходить за Днепр. 5 февраля 1944 года, после сильного ночного дождя и после ожесточённого обстрела с наших позиций, немцы оставили сопку «могила высокая». Мы начали преследование. Погода была пасмурная, видимость плохая. Земля превратилась в густое месиво. Надо было иметь силу и сноровку, чтобы вытащить сапоги из чёрной грязи. Одежда насквозь сырая. Машины буксовали, и их приходилось подталкивать и вытаскивать обыкновенной человеческой силой. И вот в начале февраля мы вышли снова к Днепру, к Большой Лепетихе. Это районный центр, на левом берегу, ниже Никополя. Чего не бывает в жизни? Военные дороги опять привели меня в городок, в котором я был в ноябре 1939 года.
А было так. В сентябре 1939 года я служил в рядах Красной Армии, как раз в период освободительного похода в западную Украину и Белоруссию. В ноябре мы возвратились в Никополь и Кривой Рог. Меня командировали сопровождать и сдать в райвоенкомат Большой Лепетихи демобилизованных людей, лошадей и повозки. По пути следования многие товарищи, приближаясь к свои селениям, стали отпрашиваться домой. Мужчины были разных возрастов и убеждений. Сначала я шёл им на уступки, но один товарищ по фамилии Костин (сожалею, что не помню имя), худощавый, небольшой, интеллигентный, твёрдым голосом сказал: «Товарищ старший сержант, никого не отпускайте, иначе мы останемся вдвоём с обозом». Я был благодарен ему. Он помог мне смягчить негодование отдельных «бывших солдат». В военкомате всё было оформлено документально. Ночевать мне пришлось у Костина, в его небольшом чистом и уютном домике. В тот вечер мы долго сидели, угощались, вспоминали разные эпизоды из похода к западной границе. Хозяйка дома, возбуждённая и радостная (ведь муж вернулся с фронта!), выставляла на стол всё, чем были богаты. Здесь, в гостях, находился дальний родственник Костиных, немолодой, черноволосый кудрявый мужчина. Он задавал нахальные , колкие вопросы о наших «фанерных» самолётах, о «быстробегающих» танках, о винтовках «прошлого» века (его выражения). Этот гость мне очень не понравился. Но никто тогда из нас не знал, что за столом сидит будущий предатель. Утром я уехал в свою часть.
И вот в феврале 1944 года мы в освобождённой Большой Лепетихе. Нас вывели во второй эшелон. Мы разместились в уцелевших домах на окраине. Нам необходимо было высушить одежду и обувь, привести в порядок машины и оружие. А мне хотелось быстрей сходить к тому домику, узнать о семье Костиных. С разрешения командира дивизиона я со своим ординарцем отправился на встречу с прошлым. Этот день, 12 февраля 1944 года, был суббота. Домик оказался целым, но почерневшим, окна забиты тряпьём, от двора осталась одна стена. Двери не заперты. Входим в дом. Окликаю. Темно.
- Я здесь, здесь, - раздаётся тихий, хриплый голос женщины. Вхожу в кухню. В окне уцелело небольшое стекло. В полумраке разглядываю лицо хозяйки, одетой в ватник. На левом глазу повязка.
- Здравствуйте, - тихо говорю я.
- Здравствуйте, - отвечает, разглядывая меня, и робко продолжает: - Кто вы? Что? Вроде русский… а погоны… - и она недоверчиво посмотрела на левый рукав моей шинели (у нас, истребителей танков, на рукаве были эмблемы: два перекрещенных ствола орудий на чёрном ромбе) и торопливо добавила:
- Я зажгу свечу.
- Не надо, - взяв её за руку, повёл в переднюю комнату.
- Вспомните, вот здесь, за столом мы сидели, угощались, когда приехали из Польши, в 39 году, и был ваш родственник…
- О боже, боже… Неужто вы живы? – заохала хозяйка. Поправляя повязку, она заплакала. И я узнал: хозяина расстреляли вместе с другими партизанами. Гость «родственник» был полицаем и убежал с немцами. Глаз ей выбили плёткой в те дни 1941 года, когда они, женщины, погнали скот на восток. Их воротили. Сын был в Красной Армии. Что с ним? Она не знает. Я уходил из этого искалеченного дома, от этой женщины с глубокой скорбью о Костине (о честном труженике – бухгалтере) и с ожесточённой ненавистью к таким «родственникам» - изменникам и предателям своего народа. Удивительно, какие соки земли выращивают этих негодяев?
После переправы через Днепр наши части, в том числе и наш 108 отдельный гвардейский истребительно-противотанковый дивизион, вели наступление на город Николаев. В 1941 году через этот город наши войска, прижатые к Чёрному морю, переходили на левый берег Бугского лимана. Мы, артиллеристы, с большим трудом и риском переправлялись по наплывному мосту. Мост был забит эвакуированными комбайнами, которые почему-то оказались без горючего.
Теперь мы успешно продвигались для освобождения этого большого южного города. Но встретиться вторично с этим городом мне не пришлось. 24 марта мы попали на минное поле. Многие были ранены, в том числе и я.
В Венгрии
На земле Венгрии лежали февральские, потемневшие снега. Многие основные дороги были разбиты. На холмистых полях густо пересекались колеи вновь наезженных фронтовых дорог. На попутной машине мы, группа офицеров, переправились через Дунай по деревянному, наведённому сапёрами, мосту. Севернее переправы, в Будапеште, гремела артиллерийская канонада. Там наши войска завершали ликвидацию окружённых фашистов. А западнее, у озера Балатон и Веленце, шли ожесточённые сражения. Наши части, наступая , отбивали атаки врага, рвущегося к Будапешту на выручку своих. На этот участок фронта приехали мы к вечеру. В небольшой деревне, в крайнем доме с разбитыми окнами находился командный пункт 338-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка.
Я представился начальнику штаба полка майору Зуеву. В беседе со мною он рассказал о боевом пути полка, об офицерском составе, о положении на этом участке фронта. Он внимательно расспросил меня, как будто заполнял мой служебный список в своей памяти, и убеждённо закончил:
- Пока будешь у нас в запасе. Свою долю в этой войне ты, кажется, хлебнул. Не так ли?
- Да, товарищ майор, - с благодарностью ответил я. Этот полк имел на вооружении 76-ти мм орудия. Такими пушками командовать мне не приходилось. Но во время пребывания в резерве артиллеристов, на занятиях, я хорошо изучил боевые свойства этих орудий и вполне мог готовить данные для стрельбы с закрытых позиций. И я не сомневался, что здесь придётся стрелять не только с открытых позиций, прямой наводкой. Будучи всегда на командном пункте, я убедился, что командный состав – опытный, боевой и по-человечески простой, общительный и душевный народ.
Наши войска с упорными боями продвигались к австрийской границе. В начале марта противник перешёл в контрнаступление. Стало известно, что на этот фронт прибыла 6-я танковая армия СС с Западного фронта, из Арден, где она навела страх и панику на войска наших союзников. На территории Венгрии, между озёрами Балатон и Веленце, завязались ожесточённые бои. В некоторых местах фашистам удалось потеснить наши войска. Но в этот период у всего личного состава наших войск был особенно высокий боевой дух, чувствуя скорую нашу победу, все рвались только вперёд. Вскоре из строя выбыл командир батареи капитан Глухарёв. Мне приказали принять пятую батарею. Сразу же на передовой, на огневых позициях, знакомлюсь с личным составом батареи. Командиром одного взвода оказался крепкий, боевой, моих лет, старший лейтенант. Сознаюсь, что мне было как-то не по себе и я недоумевал, почему его не назначили командиром батареи? Потом он рассказал. что за прямоту суждений он был понижен в должности. А тяжёлые сражения продолжались.
Помню, как мы прибыли к южному берегу озера Веленце, с задачей отразить ожидаемую атаку врага. У самого озера стоял разбитый каменный трёхэтажный дом, бывшая вилла. Все другие дома и постройки, которые стояли здесь, выглядели кучами щебня, и вся площадь вокруг представляла голое пепелище, и только сохранились бетонированные погреба. Мы быстро оборудовали огневые позиции. серой, ровной площадью выглядело озеро справа, а прямо перед нами, через ложбину и влево, стояли в деревьях сохранившиеся отдельные дома. Долго стояла, как мне показалась, гнетущая тишина и только где-то левее нас гремела канонада. К вечеру послышался шум моторов, из-за домов стали показываться танки, ведя редкий бесприцельный огонь. Это была разведка, с задачей выявления наших огневых средств. Мы молчали… Потом слева деревни и из деревни прямо на нас поползли танки, ведя огонь в разные стороны. В этот момент открыли огонь и мы. Вместе с нами заговорила вся наша артиллерия, скрытно стоящая сзади нас. Вся вражеская сторона скрылась в густом чёрном дыму, сквозь который блестели красные языки костров. Фашистская атака прекратилась. Они начали отходить. Вскоре несколько Т-34 прошли через наши позиции вперёд. Преследуя отходящего врага, мы снялись с позиций и тоже двинулись на новые рубежи. Впереди был город Секешфехервар. За этот большой город и важную железнодорожную станцию происходили сильные и тяжёлые бои. Но остановить наше наступление фашисты не могли.
В начале апреля мы оказались на Венгерско-Австрийской границе. В низменной местности, в богатом селении остановились. От населения узнали, что здесь находился особняк, куда приезжал на отдых фашистский диктатор Хорти, находящийся у власти с 1920 года. За период пребывания в полку, находясь в боях, я не имел возможности встретиться и узнать всех командиров батарей полка. И вот в этом селении я познакомился с командиром первой батареи, капитаном Николаем Рыбка. Это был высокий, красивый, душевный человек и боевой грамотный командир-артиллерист. Мы крепко и долго дружили и после войны. 5 апреля наш полк вошёл в Австрию.
Константин Уваров
